От Эльбруса был гранит отколот,
Став гранитом, ты, как прежде молод.
Нет, не камень, а бессмертья свет
Сам Эльбрус вручил тебе, поэт.
Прав Алим Кешоков. На проспекте Шогенцукова в Нальчике стоит Кабардинский драматический театр имени Али Шогенцукова. Парки и школы, библиотеки и улицы прямо с табличек рассказывают о бессмертии крупнейшего кабардинского поэта. Судьба отмерила ему чуть более сорока лет жизни, но он успел главное: стать классиком и обрести мировую славу.
Ведь стоил крови каждый к счастью шаг!
Все – на коней! Взлетайте, братья, в седла
И устремляйтесь всем ветрам в обгон,
Чтоб заметался кровопийца подлый,
Поправший человечности закон.
<< Городская библиотека №7 им. Али Шогенцукова, г. Бабруйск, Белоруссия
Имя Али Шогенцукова носит городская библиотека №7 города Бобруйска. Далекий от Нальчика белорусский город почтил память выдающегося кабардинского поэта не в честь одних его литературных заслуг, хотя они немалые.
В год тридцатилетия Победы Совет Министров Белоруссии увековечил имя поэта, павшего за Родину. В 1941 году Шогенцуков погиб в фашистском концлагере под Бобруйском.
К началу войны Шогенцуков был уже маститым поэтом и прозаиком, заведующим отделом Союза писателей Кабардино-Балкарской АССР, заслуженным деятелем искусств республики. Уже увидели свет четыре сборника стихов и поэм на кабардинском языке и две книжки в русском переводе, уже написаны все восемь его поэм, два рассказа – "Пуд муки" и "Под старой грушей", которые нынче числят истоком кабардинской прозы советского времени, роман в стихах "Камбот и Ляца", стихотворения, публицистические статьи.
Историки литературы и литературоведы видят в них произведения с мощным историческим фоном, социальной проблематикой, с яркими характерами и сложными чувствами. А читатели просто наслаждаются великолепной поэзией и прозой и влюбляются в героев Шогенцукова.
Война прервала вдохновенную работу, и со свойственной ему страстью, Шогенцуков идет воевать. Сначала словом: именно в эти дни легли на бумагу вдохновенные строчки "Призыва":
Питомцы сада, лучшего на свете,
Строители величественных дней!
Кто ближе сердцу матери, чем дети?
Кто вам отчизны-матери милей?..
И если драгоценнейшему благу –
Свободе нашей – угрожает враг,
В ком гневная не закипит отвага?
Ведь стоил крови каждый к счастью шаг!...
От грома пушек вздрагивают скалы,
И долу клонятся верхушки рощ...
Кавказцы! И для нас пора настала
Явить и мужество свое и мощь!
Горячее чувство бьется в строках его стихотворений "Фашистские орды! Вы черною тучей…", "На коней, джигиты". А стихотворение "Все беритесь за оружие" получилось таким пронзительным, что его положили на музыку и запели – как "Священную войну":
Честь Отчизны и свобода
В мире нам всего дороже
Мы на радость всем народам
Каннибалов уничтожим…
Шогенцуков читает стихи на митингах и на радио, печатает в газетах. И, будто зная, как краток отпущенный ему век, днем и ночью работает над поэмой "Моя республика" – ее теперь называют энциклопедией кабардинской истории. Увидеть ее напечатанной Али Асхадовичу не довелось: в первые дни сентября он ушел на фронт. "Проехали станцию Лозовая, – писал он с дороги жене Шаидат и детям. – Еще не знаем, куда направляют. Прошу вас быть в полном спокойствии. Скоро будет победа… Ваш Али".
Крепость под Бобруйском в годы Великой Отечественной фашисты использовали как концлагерь, в котором за время войны были убиты и заморены голодом около 40 тыс. советских военнослужащих и около 40 тыс. гражданских лиц. Здесь же погиб и Али Шогенцуков
Победа оказалась нескорой. Али Шогенцуков до нее не дожил. И даже до фронта, как считают историки, не доехал: эшелон разбомбили, а выживших взяли в плен. Колючая проволока концлагеря под Бобруйском – последнее, что увидел в жизни великий кабардинский поэт.
Жди меня мама!.. В труде неустанном
Выйдет из мальчика сильный мужчина
Мальчика, родившегося за два месяца до наступления ХХ века в многодетной семье в ауле Кучмазукино, назвали Али – в переводе с арабского "возвышенный". Будто судьбу предугадали: с самых ранних годков крестьянский сын Али тянулся к знаниям. Он так хотел пойти в школу! Восьми лет его мечта сбылась, и он с радостью уселся за парту. И в каждую свободную минутку читал – все, что мог достать, и что попадалось под руку.
Смышленого выпускника сельской школы в 1914 году приняли в медресе в Баксане. Преподавали в духовном училище на арабском, кабардинском и русском, причем ярым поборником преподавания на родном языке был образованнейший Нури Цагов, выпускник Стамбульского университета.
Начальство кабардинский не одобряло: отвлекает от арабского, слыханное ли дело! Любимого учителя из медресе уволили, а следом исключили и Шогенцукова – он посмел протестовать и других смущал!
Уволенный Цагов немедленно открыл свою собственную школу. Саманный сарайчик, выстроенный Цаговым и его учениками, потом назовут первым народным университетом.
Но и в "Цаговском университете" Шогенцуков не задержался – страсть к учению привела его на курсы по подготовке учителей для Северного Кавказа в Буйнакске, тогдашней Темир-Хан-Шуре. Но Шогенцуков и там выбивался из ряда, и способнейшего ученика направили в Бахчисарай – в училище крымскотатарского просветителя Исмаила Гаспринского. Там Али Шогенцукова застала Февральская революция.
Училище закрыли, но 11 лучших из лучших – и в их числе Шогенцукова – отправили в педагогическую школу в Стамбул. В Турции черкесский классик учился, в полном смысле слова, на медные деньги. Чужбина оказалась мачехой: никакой стипендии школа не платила, и поиски куска хлеба привели Али в порт. Чтобы не впасть в отчаяние, он начал писать стихи: в них сливались воедино мама и родина-мать.
Нана, что знаешь теперь ты о сыне?
Дремлет, тоской убаюкан, у моря…
Мальчик твой милый – один на чужбине,
Жаждет увидеть родные нагорья.
Здесь и денек такой выпасть не может,
Что показал бы Эльбрусу вершину.
Жизнь моя здесь матерей не тревожит,
Не твоему улыбаются сыну…
Жди меня мама!.. В труде неустанном
Выйдет из мальчика сильный мужчина.
В старом ущелье над нашим Баксаном
Снова увидишь любимого сына!
В числе этих самых первых стихов "В турецком саду" – пронзительная баллада о трагедии адыгов-переселенцев:
"Чингизово знамя черное, недоброе
Адыгам тени не даст.
Солнцем, Тимуром хромым зажженным,
На Эльбрусе снега не растопить".
Классик – учитель классика
Поэтическое чутье не подвело. Из мальчика вышел сильный мужчина, и в старом ущелье над Баксаном мама его увидела. Совсем скоро: в Турции Али пробыл лишь два года. В 1919-м он вернулся: крепкий, энергичный и невероятно образованный. Али Асхадович читал и говорил на арабском, турецком, французском русском языка, не говоря уже о родном кабардинском.
Национальным грамотным кадром распоряжаются рачительно: он работает в газете, преподает кабардинский, потом становится директором школы. Среди его учеников другой кабардинский классик, Алим Кешоков – потом он посвятит учителю проникновенные строчки...
Стихи Шогенцукова нашли своих первых читателей в 1925 году – их напечатали в школьном учебнике. "В 1928 году, – писал Али Шогенцуков в автобиографии, – я вспомнил тяжелый случай из детства, когда я нес своей голодной семье хлеб, и под впечатлением этого я написал свой первый рассказ "Пуд муки".
И первая поэма "Мадина" о бедной молодой девушке, выданной замуж за богатого старика, навеяна историей его рода:
Помню я – или мне грезится? –
Царственный стан лебединый.
Помню я два полумесяца –
Тонкие брови Мадины.
Длинными, пышными косами
Я очарован поныне.
С птицами звонкоголосыми
Жить бы певунье Мадине!..
Книжка "Мадина. Стихи и поэмы" увидела свет в Нальчике в 1935 году. В 1938 году вышла книга на родном языке "Стиххэмрэ поэмэхэмрэ", потом другие книжки.
![]() |
![]() |
Памятник Али Шогенцукову в Нальчике на проспекте Шогенцукова перед Кабардинским драматическим театром имени Али Шогенцукова. Парки и школы, библиотеки и улицы прямо с табличек рассказывают о бессмертии крупнейшего кабардинского поэта.
Полностью сбылось сказанное Али Шогенцуковым: "Самое ценное, что останется после меня, – мои дети и книги". Добавим: и мировая слава классика кабардинской литературы.
Автор: Нина Ахохова